Очень важно разделять то одиночество, которое для человека действительно природно, которое для него естественно и которое имеет благой исход, если человек обращается к Богу, и одиночество социальное, когда человек не просто где-то в глубинах своего бытия чувствует себя одиноким, а когда он действительно в этой жизни один. Я говорю о людях, которые не являются ни отшельниками, ни затворниками, но при этом живут словно в каком-то вакууме, потому что у них ни с кем не устраиваются взаимоотношения. Не то что какого-то глубокого понимания нет — вообще никакого понимания нет. При этом человек может иметь и семью, и родственников, и даже постоянно находиться среди людей, и при этом никакого чувства «неодиночества» — близости, единства с другими людьми у него не будет — либо в силу его собственных недостатков, либо в силу общих недостатков — его и тех, кто его окружает.
Для нашего времени это практически обыденность: люди могут работать в одном кабинете, жить в одном доме, находиться в одной квартире и даже спать в одной спальне и быть при этом друг другу совершенно чужими. Позволю себе утверждать, что единственной причиной этого является зацикленность человека на себе самом,— которая, впрочем, нередко усугубляется такой же зацикленностью и эгоизмом окружающих. Каких-то других причин нет. Мне как священнику доводится общаться с самыми разными людьми, и могу сказать, что для человека, обращенного на других людей, открытого другим людям, препятствием к тому, чтобы дружить, любить, быть частью какой-то общности, не становится ничто: ни бедность, ни неуспешность в жизни, ни инвалидность, ни что-либо иное. Мы видим, как даже люди бездомные, друг с другом встречаясь, бывают по-настоящему рады увидеться, как они оказываются способными на взаимовыручку, так что порой даже они от одиночества социального не страдают. Мы видим людей, которые приходят в храм, пережив тяжелейшее горе или страдая от опасного заболевания, и они тоже с кем-то дружат — и радуются, и смеются, и утешаются. Всё это говорит о том, что причина социального одиночества всегда заключается в самом человеке.
Такое одиночество, происходящее от отсутствия близких людей, сердечных и глубоких отношений с ними, богоугодным уже никак не назовешь. Даже в подвиге аскетическом, когда человек удаляется в пустыню ради молитвы и пребывания с Богом, святые отцы советовали всегда себя испытывать. Почему ты бежишь от людей? Ты их не любишь? Такое бегство незаконно. Они тебя искушают, и ты хочешь избавиться от поводов ко греху? И в этом случае тоже бежать нельзя, потому что твои страсти от этого не исчезнут, а только лишь глубже спрячутся в тебе. Уходить от мира и каких бы то ни было взаимоотношений в нем может только тот человек, который любит людей, но чувствует, что его жизнь уже должен наполнять только один Господь. Пока человек не достиг этой очень высокой меры, ему необходимо учиться жить с себе подобными. И потому никаким аскетизмом оправдать отчужденность от других людей невозможно. Человек, одиночество которого имеет в своей основе неприятие других людей, не избавится от него до тех пор, пока не осознает, что это состояние по сути своей греховно, носит патологический характер, гибельно, в конце концов.